Сегодня была одна из тех ночей, которые Дэвид проводил, делая все, чтобы отвлечься от чесотки и фантомной ноющей боли в шее. Алкоголь, хотя он заклинал самого себя не пить в одиночку? Пожалуйста. Переходы от бара к бару, без какого-либо чувства направления? Спокойно. Головная боль и ощущение легкой, кружащей голову эйфории прилагается к вышеуказанному набору абсолютно бесплатно. Последствия утром предполагают продолжение этого праздника жизни для неудачников, и так далее, и тому подобное.
Роуз поморщился, выходя из такси, и потянулся, с трудом удерживая равновесие, но все же не падая. Он уже был достаточно пьян, чтобы ноги ощущались слегка ватными, но еще недостаточно, чтобы соскользнуть в блаженное, золотистое забвение. Сейчас алкоголь кружил ему голову именно в той мере, чтобы вызывать сентиментальность, сопли и жалость к себе - все то, что Дэвид в обычное время прятал очень глубоко в себе, не позволяя им захватить верх. Только слабаки жалеют себя и опускают руки, не в силах продолжать жить и бороться, и позволяют проблемам давить себя, как муравьев.
Студент привычно потянулся к шее, стремясь хотя бы провести рукой по шраму, чтобы не расчёсывать и так раздраженную белую кожу, однако наткнулся на уже порядком замочаленный галстук. Роуз постоянно ослаблял и затягивал его в попытке добраться до многострадального шва, иногда даже дёргал в попытке отвлечься, поэтому и выглядел кусок ткани непрезентабельно. Собственно, весь Дэвид выглядел так, будто он был отбившимся от своей группы выпускником: одежда хорошего качества, чистая (может, лишь слегка пыльная), но безбожно мятая; белые волосы давно выбились из аккуратного хвоста и теперь обрамляли лицо и лезли в глаза; красные пятна - лента на хвосте и галстук - явно дёргались и поправлялись больше, чем нужно. Вкупе с худобой и тем слегка расстроенным и ерепенистым взглядом, который всегда появлялся у недостаточно пьяного Дэвида, его портрет как подростка, дорвавшегося до спиртного, был закончен.
Роуз провёл рукой по волосам. Если он начал думать о своём внешнем виде, следовательно, алкоголь уже начал выветриваться. Студент долго пьянел и быстро трезвел, и считал это своим величайшим бичом на данный момент, ведь ускоренное возвращение в ряды трезвенников грозило даже не головной болью, а расколом льдов Арктики в его несчастной голове, а простая тошнота будет длиться вплоть до того, что на утро его будет рвать водой. Гребанный метаболизм и наследственность: Дэвид где-то читал, что это расщепление и поглощение алкоголя - особенность людей, страдающих лейкизмом, и, понятное дело, рад этому не был. Будь проклят его безымянный отец - донор биологического материала: его мать была абсолютно здорова.
Вдохнув полной грудью (воздух освежил его мысли и слегка отрезвил), Роуз все же вошёл в бар, моментально зажимая уши и останавливаясь у барной стойки. Господи, он ненавидел бессмысленную музыку, которую диджеи выкручивают на максимальную громкость: насколько студент был неразборчив в музыке, слушая все подряд, но подобному выбору часто удивлялся даже он.
- Извините, мистер, у нас нет свободных мест, - бармену удалось перекричать грохот из колонок. Роуз махнул рукой, промахал припасенным фальшивым водительским удостоверением с ложным возрастом и показал на бутылку любимого портвейна, которую услужливый молодой человек поставил перед ним, чем заслужил пять долларов "на чай". На предложение открыть бутылку Дэвид покачал головой, вымученно улыбнувшись: кажется, снова подступали стискивающие горло воспоминания. «Брендон, ты жив... Хорошо. Стоять. Где мой голос? Почему я не могу говорить?!.. Что значит "тотальная ларинготомия"?..» Роуз стиснул зубы. Такие периоды надо было просто пережить, бороться с ними было невозможно.
Захватив бутылку, он двинулся вдоль зала по стеночке, наконец останавливаясь у окна и смотря наружу. Тёмный парк мирно окружал бар, и Роуз представил, какая там сейчас стоит тишина - не раскалывающая уши и голову, а мягкая, живая тишина, полная разных шорохов. Возможно, стоило прогуляться в парке вместо того, чтобы стоять у окна и ностальгировать, однако Дэвид все же был пьян - хоть немного, но был. А душа начинающего алкоголика не приемлет одиночества.
Дэвид оглянулся: все так или иначе были по парочкам или в больших компаниях: цеплять кого-то и делиться идеей там он не хотел. Ему не нужна была толпа и погромы: один, максимум двое было бы достаточно. Парочки были слишком неразлучны, поэтому их студент даже не рассматривал, да и ревнивые там больно партнёры.
После исследования зала одиночка все же обнаружился, и где - буквально в двух шагах от того места, где стоял Роуз. Невольно улыбнувшись, Дэвид сравнил себя, всего такого светлого, в пастельных тонах, с одетым во все чёрное незнакомцем. Он был старше него - понятное дело, Роуз тут единственный подросток, судя по всему, - и некомфортно выше. Настолько выше, что Дэвид понял это, даже учитывая то, что ворона (прицепилось к незнакомцу) сидела, чуть склонившись над столом.
Чуть помрачнев (169 - пик роста ещё впереди!), студент, тем не менее, не отказался от своего плана. Достав из карманов ручку и маленький блокнот, Роуз быстро написал пару строк и подошёл к мужчине, осторожно трогая его за плечо и протягивая ему своё средство связи с окружающими. Чуть нетвердые буквы с сильным уклоном влево гласили:
«Здравствуйте. Кажется, не у меня одного сегодня плохой вечер. Не составите мне компанию в прогулке по парку? Я не самый лучший собеседник, но зато не донимаю дурацкими шутками и пьяным бессмысленным треском.»
Роуз пожал плечами, не сводя жёлтых, кошачьих глаз с незнакомца. Он не сильно расстроится, получив отказ, но все же простая компания на час-два-вечер не помешала. Он искренне верил, что не выглядит сейчас, как лже-глухонемой барыга из тех, кто продают игрушки с жалостливыми текстами, или как один из ночных мотыльков - родственников аналогичных бабочек. Конечно, Дэвид, будучи пансексуалом, насчёт пола и возраста не заморачивался, но черт, он ещё не так низко пал, чтобы предлагать себя за возможность просто провести время в компании другого человека.